детские годы мои проходили спокойно и беззаботно: росла подобно растению в теплице, никаких тебе сорняков и тли, жизнь протекала весело и практически безмятежно. я купалась в родительской любви, а остальные дети меня не задевали - скорее я боялась, что они это сделают. я люблю вспоминать то время, оно всегда рисуется у меня в воображении яркими красками с экспрессивными, вольными мазками, которые складываются в одну полноценную картину моего детства: насыщенную густыми, сочными красками. все принималось так легко, и сама я была восприимчива.
такой и осталась.
опираясь на последнее, прыгаем вперед на несколько лет, и вот уже кардинально иная картина: тучи сгущаются, все в блеклых, несколько мрачных, а порой темных тонах, словно бы приделано к земле крепко-накрепко и удерживается там всеми силами гравитации и давления. все сухое, обезвоженное, даже истлевшее. тогда - мне было около 10-12 лет - мама регулярно отправляла меня гостить у бабушки в соседний район. там были одни девятиэтажки, обшарпанные и сливающиеся с неизменно серым небом (я гостила у неё поздней осенью, зимой и ранней весной), и то время, наверное, потому так отталкивающе тускло зафиксировалось в моей памяти, а фантазия придала ему и вовсе отвратительные очертания.
в один из таких тусклых, бездонно неприятных вечеров, бесшумно перетекающих в ночь, я лежала на небольшой и немного продавленной софе такого же ничтожного сероватого цвета и беспорядочно переключала каналы. тогда я случайно наткнулась на фильм, который накладываясь на мою неизменную, не утраченную со времен раннего детства восприимчивость породил самое страшное, самое жуткое дитя моей фантазии: это был сон, пересказывать который не имеет смысла - не столь важно его конкретное содержание, сколько глубокое чувство страха, которое он внушил, которое сложно описать парой слов - ему надо отводить тома.
посреди ночи я проснулась от ужаса, который окутал мое существо, добрался до каждой восприимчивой клеточки моего сознания и заставил бояться. заставил с ужасом смотреть на книжные полки, на окно, а особенно - в коридор, в самый дальний его угол. я не видела красок, все было сведено к двум цветам ночного кошмара - черному и призрачно-серому. скользящий по шторам лунный свет прокрадывался в комнату, и точно туман ложился на пол. я пряталась под одеяло, и плакала, плакала, плакала. сновидение словно растворилось, слилось с каждым миллиметром этой комнаты, стены которой зажали меня в свои тиски, крепко и не желая отпускать. воздух стал спертым и липким. я пряталась от своих страхов, от того бесконечного, бескрайнего ужаса, который потревожил мой покой и разбил хрустальный купол, под которым я пряталась от всех непогод. мерещилась бесконечность этой ослепляющий немощи перед чем-то большим и непреодолимым.
я плакала, всхлипывая и что-то нашептывая себе, пытаясь вовлечь себя в пленящую гущу спокойствия, но препятствие, невидимое и зловещее, вставало между нами. пришла бабушка, как мне показалось, через тысячу тысяч безмолвных темных минут, начала успокаивать и баюкать, гладить по голове. сон пришел, подкрался в мое опустошенное нутро и погрузил разум, точно в реку, в поток причудливых волнений.
это был треск. разрушение оболочки, которое должно было случиться раньше, протекая безболезненно и как-то само собой. такое вот осознание того, что в жизни ты можешь быть беззащитен и одинок, что рано или поздно ты будешь отдан на растерзание Судьбе, беспощадной и беспринципной. когда ты впервые и так отчетливо ощущаешь Страх и Ужас.
такой и осталась.
опираясь на последнее, прыгаем вперед на несколько лет, и вот уже кардинально иная картина: тучи сгущаются, все в блеклых, несколько мрачных, а порой темных тонах, словно бы приделано к земле крепко-накрепко и удерживается там всеми силами гравитации и давления. все сухое, обезвоженное, даже истлевшее. тогда - мне было около 10-12 лет - мама регулярно отправляла меня гостить у бабушки в соседний район. там были одни девятиэтажки, обшарпанные и сливающиеся с неизменно серым небом (я гостила у неё поздней осенью, зимой и ранней весной), и то время, наверное, потому так отталкивающе тускло зафиксировалось в моей памяти, а фантазия придала ему и вовсе отвратительные очертания.
в один из таких тусклых, бездонно неприятных вечеров, бесшумно перетекающих в ночь, я лежала на небольшой и немного продавленной софе такого же ничтожного сероватого цвета и беспорядочно переключала каналы. тогда я случайно наткнулась на фильм, который накладываясь на мою неизменную, не утраченную со времен раннего детства восприимчивость породил самое страшное, самое жуткое дитя моей фантазии: это был сон, пересказывать который не имеет смысла - не столь важно его конкретное содержание, сколько глубокое чувство страха, которое он внушил, которое сложно описать парой слов - ему надо отводить тома.
посреди ночи я проснулась от ужаса, который окутал мое существо, добрался до каждой восприимчивой клеточки моего сознания и заставил бояться. заставил с ужасом смотреть на книжные полки, на окно, а особенно - в коридор, в самый дальний его угол. я не видела красок, все было сведено к двум цветам ночного кошмара - черному и призрачно-серому. скользящий по шторам лунный свет прокрадывался в комнату, и точно туман ложился на пол. я пряталась под одеяло, и плакала, плакала, плакала. сновидение словно растворилось, слилось с каждым миллиметром этой комнаты, стены которой зажали меня в свои тиски, крепко и не желая отпускать. воздух стал спертым и липким. я пряталась от своих страхов, от того бесконечного, бескрайнего ужаса, который потревожил мой покой и разбил хрустальный купол, под которым я пряталась от всех непогод. мерещилась бесконечность этой ослепляющий немощи перед чем-то большим и непреодолимым.
я плакала, всхлипывая и что-то нашептывая себе, пытаясь вовлечь себя в пленящую гущу спокойствия, но препятствие, невидимое и зловещее, вставало между нами. пришла бабушка, как мне показалось, через тысячу тысяч безмолвных темных минут, начала успокаивать и баюкать, гладить по голове. сон пришел, подкрался в мое опустошенное нутро и погрузил разум, точно в реку, в поток причудливых волнений.
это был треск. разрушение оболочки, которое должно было случиться раньше, протекая безболезненно и как-то само собой. такое вот осознание того, что в жизни ты можешь быть беззащитен и одинок, что рано или поздно ты будешь отдан на растерзание Судьбе, беспощадной и беспринципной. когда ты впервые и так отчетливо ощущаешь Страх и Ужас.
мою первую оболочку сломали еще в раннем детстве, когда я случайно уронил пластмассового носорога Буню - помню, потому что уж очень сильные были впечатления, ревел на глазах у всех дворовых ребят (они вроде бы смеялись, но это я уж точно не видел), потом убежал домой.
но скорлупку я создал новую, где-то под конец школы. ее много раз пытались сломать, и теперь я настолько ее берегу, что превратился в затворника, угу.
а мою любимой игрушкой была обезьяна Чика, с соской, которую у неё потом отобрали, чтобы я, последовав примеру, тоже от неё отказалась. дело не прошло, потом, правда, я сама отучилась.
я не хочу строить вокруг себя новую оболочку, абстрагироваться от мира окружающего: впрочем, сейчас это будет совсем невовремя, в связи со всеми этими университетами, работами и дальнейшей жизнью в целом. вообще было бы очень удобно все воспринимать проще, ну так, не близко к сердцу, с толикой цинизма и большой долей иронии. я иду к этому "удобно", но становлюсь стервозной и надменной. у меня не получается оболочки, а только какой-то защитный маневр: то есть как будто лучшая защита - это нападение, но только не первой, а как решительный ответ на что-то. мое поведение вообще аномально зависит от настроения, причем не предугадаешь, что я буду делать: мне может быть хорошо, и я или делаю хорошо, либо пакости.
xD
ну, по крайней мере, это самобытно.
впрочем, сейчас это будет совсем невовремя, в связи со всеми этими университетами, работами и дальнейшей жизнью в целом.
да, мне моя скорлупка сейчас здорово мешает, но я, тем не менее, верю, что и такие социофобы, как я, смогут чего-либо добиться при должном старании.
ох, "решительность". какое забавное слово. запишу куда-нибудь)
"должное старание" - это ты имеешь в виду научные/литературные труды, ради которых нет необходимости входить в частый непосредственный контакт с окружающими?
да, странное такое %)
по поводу филологии ничего сказать не могу - ибо на филолога готовиться пока не успела.) - но те, кто с этим связан, говорят, что это достаточно интересно. скажем, у них есть такие предметы как зарубежная литература - что уже располагает - современный русский язык и кажется даже современная литература.
а юриспруденция?
но я все-таки себя в какой-то более мирной деятельности представляю. хотя бы и педагогической.
Как знакомо, ну как знакомо.
в некотором смысле да.
я вот только стихов писать не умею. вернее, они у меня всегда, просто постоянно крутятся на языке, в голове, но как только в руках оказывается карандаш и перед глазами - листок бумаги (экран-клавиатура, не важно, фигурально выражаясь), все отправляется в небытие. я вот уже 10 месяцев бьюсь над продолжением двух строчек. скажем, я знаю, что там должно быть, но оно не появляется. не моя стихия.)
как все прошло?
более или менее. подъёмных было пять задач из семи. теперь жду результатов, ожидание - мучительнейшая из пыток.
если ты так и правда считаешь, то это огромнейший комплимент, спасибо.)
я чувствую ритм, он постоянно крутится у меня в голове, вот только я не могу его выразить. вернее, я что-то кое-как пытаюсь сделать, но я на столько недовольна результатом, что сразу же уничтожаю. я вообще крайне требовательна ко всему, что делаю - даже когда говорят "хорошо", мне кажется, что оно недостаточно хорошо даже для того, чтобы это заметили. вот такие критерии оценок.
тогда уж поэзия - математика мысли. кстати неплохо звучит.
понимаю, понимаю. хуже ожидание - только ожидание.
тогда уж поэзия - математика мысли. кстати неплохо звучит.ну, та фраза не мне принадлежит, я просто автора не припомню.
надо же как. то-то я думаю, больно знакомое что-то.)
зато хорошо, что вообще поняла, что тебе нужно) это очень важно, да.