воскресенье, 22 марта 2009
02:33
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
вторник, 10 марта 2009
За предыдущие два месяца в моём личном дневнике - тот, который бумажный, с желтоватыми страничками - появилось ровно две записи. Первая, написанная крупными буквами и вдавленная, как-будто прожжённая, словно я пыталась вписать её не в дневник, а в толщу воздуха - "Сама во всём виновата". Вторая, чуть ниже, точно нацарапана чёрными чернилами, выписана аккуратными, чёткими буквами - "что дальше?". Впрочем, ничто точнее не отображает моё внутреннее, моральное и внешнее состояние на протяжении всего этого холодного, тёмного, плюющего в душу и постоянно шаркающего где-то рядом времени.
Угрюмый приспешник февраля. Он. У каждого для него заготовлено своё имя. Сплин. Депрессия. Отчаяние. Тревога. Он.
Он поселился в одной комнате со мной ещё в январе - разложил вещи, поставил зубную щётку в ванной и уселся напротив, уткнувшись в меня взглядом своих чёрных, угольных глаз, которых точно и нет вовсе. Ночью он рассказывал истории, и его вкрадчивый, бесстрастный шепот вселял отчаяние, постепенно застывавшее и ложащееся камнем на душу. Гладил по голове своими крючковатыми, цепкими пальцами, от прикосновения которых сердце сковывал холод. А потом напевал колыбельную, под аккомпанемент шумящего где-то вне этого логова без входов и выходов города, которому всё равно, что там происходит с его обитателями - ему нет не до кого дела уже очень давно.
И так каждую ночь, переходящую в беспомощный день, застланный серой пеленой, чтобы никто не заметил его присутствия. И каждую ночь, лёжа в коконе бессонницы и слушая повторяющиеся рассказы, начинаешь теряться. Во времени, иногда в пространстве, но чаще всего - в себе. Заглядываешь внутрь - и видишь ледяную пустыню. Без чувств, без радости, без желаний, без страстей, без цветастых картин будущего. Там есть только ветер, поющий свою песню всепоглощающей безысходности. Слышишь её и соглашаешься с каждым звуком, каждой нотой, каждым словом и фразой, которые пронизывают насквозь, точно миллиарды игл.
А потом становится немного страшно. Боишься. Опустошенности, тупика, стены до небес, затянутых чёрными тучами. Иногда прячешься в чужие мечты и фантазии, одолженные до следующего утра, но они всегда обрываются, когда предательский шепот опять, вновь и вновь, рассказывает одну и ту же историю: "Ты же знаешь, ничего из этого у тебя не получится, это слишком нереально. Твоя жизнь будет совсем не такой, как ты хочешь, и ты совсем не такая, как ты хочешь, и люди совсем не такие, как ты хочешь, и каждый твой день, каждый ползущий один за другим день - совсем не такой, как ты хочешь. И ты не в силах это изменить. Даже не пытайся".
Вдыхаешь спёртый воздух комнаты, ловишь остатки запахов, наполнявших её днём, выдыхаешь, и точно с выдохом всё то, что ещё сдерживало весь этот натиск, разрушается до основания. И всё. Теперь пусто. Теперь только ветер и сжиженный мороз струится по венам, наполняя всё тело холодом, который разъедает уже изнутри. И немного слёз и сдавленный крик отчаяния, вырывающийся из груди тонким, едва слышным хрипением.
А утром ты встаешь и думаешь, что не дашь этому больше повториться. Ведь всё совсем не так, жизнь полна ярких красок и не посыпана пеплом разрушенных надежд. Но где-то внутри, спрятавшись и затаившись, сидит Он. И знает, когда настанет его час, чтобы усесться в изголовье кровати, не отбрасывая тени, и тихо-тихо рассказывать одну и ту же историю.
.
Угрюмый приспешник февраля. Он. У каждого для него заготовлено своё имя. Сплин. Депрессия. Отчаяние. Тревога. Он.
Он поселился в одной комнате со мной ещё в январе - разложил вещи, поставил зубную щётку в ванной и уселся напротив, уткнувшись в меня взглядом своих чёрных, угольных глаз, которых точно и нет вовсе. Ночью он рассказывал истории, и его вкрадчивый, бесстрастный шепот вселял отчаяние, постепенно застывавшее и ложащееся камнем на душу. Гладил по голове своими крючковатыми, цепкими пальцами, от прикосновения которых сердце сковывал холод. А потом напевал колыбельную, под аккомпанемент шумящего где-то вне этого логова без входов и выходов города, которому всё равно, что там происходит с его обитателями - ему нет не до кого дела уже очень давно.
И так каждую ночь, переходящую в беспомощный день, застланный серой пеленой, чтобы никто не заметил его присутствия. И каждую ночь, лёжа в коконе бессонницы и слушая повторяющиеся рассказы, начинаешь теряться. Во времени, иногда в пространстве, но чаще всего - в себе. Заглядываешь внутрь - и видишь ледяную пустыню. Без чувств, без радости, без желаний, без страстей, без цветастых картин будущего. Там есть только ветер, поющий свою песню всепоглощающей безысходности. Слышишь её и соглашаешься с каждым звуком, каждой нотой, каждым словом и фразой, которые пронизывают насквозь, точно миллиарды игл.
А потом становится немного страшно. Боишься. Опустошенности, тупика, стены до небес, затянутых чёрными тучами. Иногда прячешься в чужие мечты и фантазии, одолженные до следующего утра, но они всегда обрываются, когда предательский шепот опять, вновь и вновь, рассказывает одну и ту же историю: "Ты же знаешь, ничего из этого у тебя не получится, это слишком нереально. Твоя жизнь будет совсем не такой, как ты хочешь, и ты совсем не такая, как ты хочешь, и люди совсем не такие, как ты хочешь, и каждый твой день, каждый ползущий один за другим день - совсем не такой, как ты хочешь. И ты не в силах это изменить. Даже не пытайся".
Вдыхаешь спёртый воздух комнаты, ловишь остатки запахов, наполнявших её днём, выдыхаешь, и точно с выдохом всё то, что ещё сдерживало весь этот натиск, разрушается до основания. И всё. Теперь пусто. Теперь только ветер и сжиженный мороз струится по венам, наполняя всё тело холодом, который разъедает уже изнутри. И немного слёз и сдавленный крик отчаяния, вырывающийся из груди тонким, едва слышным хрипением.
А утром ты встаешь и думаешь, что не дашь этому больше повториться. Ведь всё совсем не так, жизнь полна ярких красок и не посыпана пеплом разрушенных надежд. Но где-то внутри, спрятавшись и затаившись, сидит Он. И знает, когда настанет его час, чтобы усесться в изголовье кровати, не отбрасывая тени, и тихо-тихо рассказывать одну и ту же историю.
.
среда, 31 декабря 2008
Говорят, что как отметишь новый год - так и проведёшь. У меня всегда получалось с точностью до наоборот: как проведёшь год, так и встретишь новый. Встреча грядущего года быка будет крайне скучной, неинтересной, без каких-либо сюрпризов, с лёгким привкусом обиды за то, что встреча проходит именно таким образом, крайне далёким от представления о запоминающемся празднике. И с тонким, как иней, налётом грусти за то, что год прошёл мимо так же бесцеремонно, как наступил новый.
Вроде бы, год должен был стать одним из ключевых пунктов в моей биографии, одной из опорных точек во всей жизни: и конец школьной жизни и начало институтской, масса новых знакомств и масса старых, которые утекли в прошлое. Новые впечатления, новый распорядок, да практически всё в жизни - новое. Вот только год сгустился до одной серой краски неба января, измазавшей собой все 12 месяцев.
Не сложно вычленить что-то определённое и сказать, что это запомнится мне надолго: такое было, и такого было достаточно. Но этот год - как альбом, на котором всего пара хороших песен, а все остальные - проходные и посредственные номера, из-за которых достойные песни и высвечиваются, и блекнут одновременно.
То хорошее, что было - оно то горит ярко, когда начинаешь о нём вспоминать и перебирать в памяти, то затирается в суматохе пустых будних дней, похожих друг на друга до ужаса, масса которых непомерно больше.
В это "яркое" и "хорошее" входят люди. Новые знакомые, которых я так боялась и которые каким-то дивным образом породили массу положительных эмоций, совершенно меня очаровав, старый друг, дружба с которым стала ещё крепче, старые приятели, которых я не отпустила и которые не отпустили меня, человек, которого я знаю всю её жизнь, и даже те, кто меня разочаровал (в любом случае, "there's always a good side to bad things" и эти 12 месяцев крайне тонко намекали мне, что надо учиться отпускать, каким бы необходимым человек для тебя в своё время ни был).
Подарки же тем, кто попадает в какую-то из категорий, сводятся к книге (1 шт), календарю (1 шт), кружке (1 шт). Такого изобилия презентов не было у меня, пожалуй, с той поры, когда я ещё не научилась рисовать и выговаривать словосочетание "новый год". Остальные ещё не приобретены (зачастую - и вовсе не обдуманны) и ждут своего звёздного часа, когда я буду клясть всё, на чём свет стоит, оббегая магазины, за 15 минут пытаясь найти именно это.
В общем, это был достаточно мрачный год с парой десятков солнечных дней, который чему-то меня научил, где-то проучил, а в чём-то очень глубоко разочаровал.
Хотелось бы, чтобы наступающий через считанные часы 2009 оказался более удачным для всех. Чтобы уроки не прошли даром, а счастливые моменты не стерлись из памяти и, всякий раз внезапно воскрешаясь в ней, вызывали легкую улыбку и желание, чтобы такое случилось ещё раз - даже если это вдруг невозможно. Надо продолжать верить, пусть даже в самое несбыточное, и в собственные силы, чтобы это осуществить, потому что это то, что даёт возможность идти дальше. Смотреть на мир с улыбкой, потому что он обязательно улыбнётся в ответ: всё вокруг только такое, каким мы его сами видим. Не унывать, не бояться (чего бы то ни было), отпускать.
и, конечно, пресловутый список: я не удержалась
Вроде бы, год должен был стать одним из ключевых пунктов в моей биографии, одной из опорных точек во всей жизни: и конец школьной жизни и начало институтской, масса новых знакомств и масса старых, которые утекли в прошлое. Новые впечатления, новый распорядок, да практически всё в жизни - новое. Вот только год сгустился до одной серой краски неба января, измазавшей собой все 12 месяцев.
Не сложно вычленить что-то определённое и сказать, что это запомнится мне надолго: такое было, и такого было достаточно. Но этот год - как альбом, на котором всего пара хороших песен, а все остальные - проходные и посредственные номера, из-за которых достойные песни и высвечиваются, и блекнут одновременно.
То хорошее, что было - оно то горит ярко, когда начинаешь о нём вспоминать и перебирать в памяти, то затирается в суматохе пустых будних дней, похожих друг на друга до ужаса, масса которых непомерно больше.
В это "яркое" и "хорошее" входят люди. Новые знакомые, которых я так боялась и которые каким-то дивным образом породили массу положительных эмоций, совершенно меня очаровав, старый друг, дружба с которым стала ещё крепче, старые приятели, которых я не отпустила и которые не отпустили меня, человек, которого я знаю всю её жизнь, и даже те, кто меня разочаровал (в любом случае, "there's always a good side to bad things" и эти 12 месяцев крайне тонко намекали мне, что надо учиться отпускать, каким бы необходимым человек для тебя в своё время ни был).
Подарки же тем, кто попадает в какую-то из категорий, сводятся к книге (1 шт), календарю (1 шт), кружке (1 шт). Такого изобилия презентов не было у меня, пожалуй, с той поры, когда я ещё не научилась рисовать и выговаривать словосочетание "новый год". Остальные ещё не приобретены (зачастую - и вовсе не обдуманны) и ждут своего звёздного часа, когда я буду клясть всё, на чём свет стоит, оббегая магазины, за 15 минут пытаясь найти именно это.
В общем, это был достаточно мрачный год с парой десятков солнечных дней, который чему-то меня научил, где-то проучил, а в чём-то очень глубоко разочаровал.
Хотелось бы, чтобы наступающий через считанные часы 2009 оказался более удачным для всех. Чтобы уроки не прошли даром, а счастливые моменты не стерлись из памяти и, всякий раз внезапно воскрешаясь в ней, вызывали легкую улыбку и желание, чтобы такое случилось ещё раз - даже если это вдруг невозможно. Надо продолжать верить, пусть даже в самое несбыточное, и в собственные силы, чтобы это осуществить, потому что это то, что даёт возможность идти дальше. Смотреть на мир с улыбкой, потому что он обязательно улыбнётся в ответ: всё вокруг только такое, каким мы его сами видим. Не унывать, не бояться (чего бы то ни было), отпускать.
С наступающим 2009
и, конечно, пресловутый список: я не удержалась
понедельник, 22 декабря 2008
Вчера был прекрасный день: снег только-только начал таять, лучи тёплого солнца нежно согревали землю, бились в окна домов, грязные после зимних снегов, смешанных с пылью улиц и болезнями прохожих, а вдоль городских магистралей уже скоро бежали мутные ручеёчки. Я вышла на дорожку, заваленную талыми сугробами, и, хлюпая, направилась куда-то. И тут я случайна встретила Д. и идущую рядом с ней С., которую так давно не видела: она шла мне на встречу в своей бежевой куртке и улыбалась теплее солнца в чистом небе. Еле переваливаясь с ноги на ногу, загребая сугробы и спотыкаясь, я подбежала к ней и крепко обняла. Так крепко, что в один этот жест были вложено всё то несказанное за долгое-долгое время. Потом обняла Д. и мы пошли ко мне в гости.
Видите ли, моя дача находится почти в самой Москве, даже в черте города, так что путь занял совсем немного времени, и вот мы все вместе сидим под крышей, в маленькой комнатке с эркером на три стены, вдоль которого выстроились аккуратненько белые диванчики. Солнце ласково забирается внутрь, слепит глаза, но так приятно щуриться, кутаясь в его пьянящем свете, который, смешиваясь с сигаретным дымом в комнате, наполняет её каким-то волшебным туманом. К нам присоединились и другие мои знакомые, приятели, друзья, которых я очень давно не видела и которых хотела бы увидеть, чтобы перед кем-то извиниться за то, что не зашла когда-то тогда, или не перезвонила, или мы просто не выкроили времени друг для друга. И тут мы все вместе, в этой комнатке, наполненной дурманящей дымкой, пьём тёплый чай и порой просто глупо-преглупо улыбаемся.
Снизу меня позвала бабушка, переспросила, курим ли мы тут, наверху. Я махнула друзьям, чтобы они отошли с сигаретами в сторонку, в соседнюю маленькую комнатку, и ответила: "Нет, что ты, ба" - и она пошла обратно, немного шаркая. А я вернулась, чтобы утонуть в мягком диване, закутавшись в пелене дыма и света, точно в одеяло, и, облокотившись о плечо молодого Ричарда Хэлла, проснуться.
.
Видите ли, моя дача находится почти в самой Москве, даже в черте города, так что путь занял совсем немного времени, и вот мы все вместе сидим под крышей, в маленькой комнатке с эркером на три стены, вдоль которого выстроились аккуратненько белые диванчики. Солнце ласково забирается внутрь, слепит глаза, но так приятно щуриться, кутаясь в его пьянящем свете, который, смешиваясь с сигаретным дымом в комнате, наполняет её каким-то волшебным туманом. К нам присоединились и другие мои знакомые, приятели, друзья, которых я очень давно не видела и которых хотела бы увидеть, чтобы перед кем-то извиниться за то, что не зашла когда-то тогда, или не перезвонила, или мы просто не выкроили времени друг для друга. И тут мы все вместе, в этой комнатке, наполненной дурманящей дымкой, пьём тёплый чай и порой просто глупо-преглупо улыбаемся.
Снизу меня позвала бабушка, переспросила, курим ли мы тут, наверху. Я махнула друзьям, чтобы они отошли с сигаретами в сторонку, в соседнюю маленькую комнатку, и ответила: "Нет, что ты, ба" - и она пошла обратно, немного шаркая. А я вернулась, чтобы утонуть в мягком диване, закутавшись в пелене дыма и света, точно в одеяло, и, облокотившись о плечо молодого Ричарда Хэлла, проснуться.
.
воскресенье, 21 декабря 2008
00:57
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
воскресенье, 14 декабря 2008
Воскресный вечер, люстра в комнате выключена и ночную тьму, прокрадывающуюся в комнату, размельчает теплый свет лампы и холодный голубоватый отсвет экрана. В соседней комнате заупокойно бубнит телевизор, где-то на улице беспокойно, аритмично лает собака. Я сижу, завернувшись в ярко-синее боа, с наклеенными накладными ресницами-пёрышками, и весь этот арсенал отчего-то не помогает мне лучше понять экономическую теорию Бём-Баверка. И даже то, что до нового года осталось две с небольшим недели, не омрачает всей прелести моего вечера. В боа.
Последнее время я почему-то очень часто думаю о С. Причём буквально каждый вечер, который один в один похож на каждый предыдущий, тёмный и (с недавних пор) холодный. Когда лежу в кровати и смотрю на серую стену напротив лица. Когда иду на кухню, чтобы утащить что-нибудь съестное из холодильника. Когда сижу на тёплом полу в ванной комнате и вожу пальцем по стыкам между плитками кремового цвета или по темно-бардовым загогулинам на некоторых из этих плит.
Где она, что с ней, почему не отвечает на сообщения, которые я иногда нахожу в себе силы написать? Не появляется нигде? Неужели после стольких лет общения можно так просто раствориться, выпасть из чьей-то жизни и даже не знать, наблюдаешь ли ты со стороны или нет. Или даже: можно ли тебе наблюдать?
Мне от этого становится немного грустно (уже не говорю о том, что в голову начинают лезть дурные мысли разного свойства) и как-то не по себе. Ничего такого не было бы, если бы мне сказали "правда нет времени, но со мной всё хорошо". Даже "не хочу общаться". А тут человек просто растворился в никуда. Пропал без вести, стерев перед этим все координаты из моей жизни.
Людей наверное правда надо уметь отпускать, не навязываться, не пытаться быть в их жизни и не оказываться при этом лишним. Это не говориться в укор, это даже не предположение относительно моего собственного положения в чужой судьбе, а так и есть. Люди сменяют один другого, испаряются из жизни. Впрочем, я и сама всегда сравниваю жизнь с оживленной улицей, тротуаром, где все друг на друга натыкаются, проходят чуть-чуть вместе и в конце концов расходятся в совершенном одиночестве. Просто странно очень, когда человек утекает с потоком событий, не сказав ничего на прощание. Да и вообще ничего не сказав.
Впрочем.
Свои мысли я собираю в коробочку в голове. Год назад я бы доставала их оттуда одну за одной каждый вечер, распутывала, причёсывала, одевала в платье из эпитетов и демонстрировала всем накрахмаленную куклу "Мысль". Порой, конечно, у такой куклы отваливалась рука или нога из-за частичного отсутствия ниточек причинно-следственной связи, но в целом всё было в порядке.
Сейчас я так делаю изредка. Не из-за того, что разучилась или обленилась, а просто стала собирать мысли в собственную копилку с замком, ключ от которого где-то спрятан, недалеко, но до нужного момента надёжно. То ли стало слишком много личного, то ли одновременно стало слишком много ненужного (зачем рассказывать про то, как я, допустим, сдавала зачёт или про преподавательские комментарии на чей-нибудь счёт? В целом ведь везде всё одно и то же, все мы говорим на одном языке, а всякие маленькие курьёзы всё равно будут понятны только очень ограниченной группе людей, трущихся бок о бок), то ли просто нет необходимости это ещё раз рассказывать. Даже жаловаться нет нужды, потому что жаловаться что-то почти не на что.
Я, наверное, либо взрослею, либо наоборот глупею, либо впадаю в полную апатию, но жизнь постепенно перестает казаться мне ощетинившимся зверем непонятного рода и племени. Она не наполняется красками и орнаментами, но постепенно я начинаю воспринимать многие вещи как должное и неизменное, перестаю вникать в сущность какого-то неподвластного мне явления, чтобы потом, обозлившись, жаловаться на вопиющую несправедливость. Ещё достаточно острых углов, камней преткновения и насущных проблем - их всегда будет хватать сполна - но я (и не только я) стала замечать, что воспринимаю их с меньшей эмоциональностью и чуть большей рассудительностью в ключе не "как же так?!", а "что же делать?". Не воюю с ветряными мельницами.
Ярко-синее боа это, совершенно точно, покупка предыдущих двух недель.
Последнее время я почему-то очень часто думаю о С. Причём буквально каждый вечер, который один в один похож на каждый предыдущий, тёмный и (с недавних пор) холодный. Когда лежу в кровати и смотрю на серую стену напротив лица. Когда иду на кухню, чтобы утащить что-нибудь съестное из холодильника. Когда сижу на тёплом полу в ванной комнате и вожу пальцем по стыкам между плитками кремового цвета или по темно-бардовым загогулинам на некоторых из этих плит.
Где она, что с ней, почему не отвечает на сообщения, которые я иногда нахожу в себе силы написать? Не появляется нигде? Неужели после стольких лет общения можно так просто раствориться, выпасть из чьей-то жизни и даже не знать, наблюдаешь ли ты со стороны или нет. Или даже: можно ли тебе наблюдать?
Мне от этого становится немного грустно (уже не говорю о том, что в голову начинают лезть дурные мысли разного свойства) и как-то не по себе. Ничего такого не было бы, если бы мне сказали "правда нет времени, но со мной всё хорошо". Даже "не хочу общаться". А тут человек просто растворился в никуда. Пропал без вести, стерев перед этим все координаты из моей жизни.
Людей наверное правда надо уметь отпускать, не навязываться, не пытаться быть в их жизни и не оказываться при этом лишним. Это не говориться в укор, это даже не предположение относительно моего собственного положения в чужой судьбе, а так и есть. Люди сменяют один другого, испаряются из жизни. Впрочем, я и сама всегда сравниваю жизнь с оживленной улицей, тротуаром, где все друг на друга натыкаются, проходят чуть-чуть вместе и в конце концов расходятся в совершенном одиночестве. Просто странно очень, когда человек утекает с потоком событий, не сказав ничего на прощание. Да и вообще ничего не сказав.
Впрочем.
Свои мысли я собираю в коробочку в голове. Год назад я бы доставала их оттуда одну за одной каждый вечер, распутывала, причёсывала, одевала в платье из эпитетов и демонстрировала всем накрахмаленную куклу "Мысль". Порой, конечно, у такой куклы отваливалась рука или нога из-за частичного отсутствия ниточек причинно-следственной связи, но в целом всё было в порядке.
Сейчас я так делаю изредка. Не из-за того, что разучилась или обленилась, а просто стала собирать мысли в собственную копилку с замком, ключ от которого где-то спрятан, недалеко, но до нужного момента надёжно. То ли стало слишком много личного, то ли одновременно стало слишком много ненужного (зачем рассказывать про то, как я, допустим, сдавала зачёт или про преподавательские комментарии на чей-нибудь счёт? В целом ведь везде всё одно и то же, все мы говорим на одном языке, а всякие маленькие курьёзы всё равно будут понятны только очень ограниченной группе людей, трущихся бок о бок), то ли просто нет необходимости это ещё раз рассказывать. Даже жаловаться нет нужды, потому что жаловаться что-то почти не на что.
Я, наверное, либо взрослею, либо наоборот глупею, либо впадаю в полную апатию, но жизнь постепенно перестает казаться мне ощетинившимся зверем непонятного рода и племени. Она не наполняется красками и орнаментами, но постепенно я начинаю воспринимать многие вещи как должное и неизменное, перестаю вникать в сущность какого-то неподвластного мне явления, чтобы потом, обозлившись, жаловаться на вопиющую несправедливость. Ещё достаточно острых углов, камней преткновения и насущных проблем - их всегда будет хватать сполна - но я (и не только я) стала замечать, что воспринимаю их с меньшей эмоциональностью и чуть большей рассудительностью в ключе не "как же так?!", а "что же делать?". Не воюю с ветряными мельницами.
Ярко-синее боа это, совершенно точно, покупка предыдущих двух недель.
воскресенье, 30 ноября 2008
В светлую пору моего счастливого и беззаботного детства, когда мир вокруг поражал удивительными вещами и казался совершенно непознанным, папа принёс мне вечером очередной подарок: магически-прекрасные книги в будто бы тканевых обложках, на которых золотые буквы названий словно выгравированы. Книжки эти составляли целую серию - "Зачарованный мир", жители которого, от мала до велика, суетились на их глянцеватых страницах.
В одной, с сочно травянисто-зелёной обложкой, господствовали прекрасные эльфы в компании с изящными и точно сотканными из бриллиантовой росы феями, в другой творили заклинании колдуны и ведьмы, на страницах иной прятались в мрачных подземельях драконы. В тёмной, с обложкой цвета самой чёрной ночи на Земле, служили ей её зловещие приспешники, призраки и оборотни, вампиры и вурдалаки. Всего этих книг у меня 14. И каждая из них посвящена какой-то легенде рода человеческого, о падении Камелота и о Начале Начал, о Богах и Богинях.
Они для меня что-то вроде артефакта, некоего неисчерпаемого источника тайных знаний и бесконечных впечатлений. Предания с их страниц, рассказы о чём-то волшебном и неприкасаемом, скрытом от глаз, и стали для меня ключом в какой-то особый мир - фантазий, иллюзий, грёз, бесконечно далёких от повседневности и обыденности. Картинки приоткрыли дверцу в обитель тайн мира и так и оставили моё подсознание и воображение во власти всех тех, кто на них запечатлён.
Какого же было моё удивление, когда сегодня у меня в руках оказалось коллекционное издание The Piper At The Gates Of Dawn. Оно - точно такая же, только более маленькая, книжка, как-будто забытое дитя этих больших, что стоят у меня на полке. Точно такая же "тканевая" на ощупь, не сравнимая ни с одной другой, с вязью золотых, немного вдавленных букв в названии и как-то по-особенному приделанной в центре картинке, как будто приклеенной. В ней даже точно такие же истории про гномов, про ведьминых кошек, про королей с серыми глазами - про всё то, где заканчивается правление реальности и начинается бескомпромиссная власть воображения и иллюзий.
Это - сущее волшебство: этакий "привет" из детства, который я никогда больше не должна была услышать.
.
Знаете, впервые за очень долгое время мне не хочется, чтобы "сегодня" заканчивалось и наступало "завтра".
В одной, с сочно травянисто-зелёной обложкой, господствовали прекрасные эльфы в компании с изящными и точно сотканными из бриллиантовой росы феями, в другой творили заклинании колдуны и ведьмы, на страницах иной прятались в мрачных подземельях драконы. В тёмной, с обложкой цвета самой чёрной ночи на Земле, служили ей её зловещие приспешники, призраки и оборотни, вампиры и вурдалаки. Всего этих книг у меня 14. И каждая из них посвящена какой-то легенде рода человеческого, о падении Камелота и о Начале Начал, о Богах и Богинях.
Они для меня что-то вроде артефакта, некоего неисчерпаемого источника тайных знаний и бесконечных впечатлений. Предания с их страниц, рассказы о чём-то волшебном и неприкасаемом, скрытом от глаз, и стали для меня ключом в какой-то особый мир - фантазий, иллюзий, грёз, бесконечно далёких от повседневности и обыденности. Картинки приоткрыли дверцу в обитель тайн мира и так и оставили моё подсознание и воображение во власти всех тех, кто на них запечатлён.
Какого же было моё удивление, когда сегодня у меня в руках оказалось коллекционное издание The Piper At The Gates Of Dawn. Оно - точно такая же, только более маленькая, книжка, как-будто забытое дитя этих больших, что стоят у меня на полке. Точно такая же "тканевая" на ощупь, не сравнимая ни с одной другой, с вязью золотых, немного вдавленных букв в названии и как-то по-особенному приделанной в центре картинке, как будто приклеенной. В ней даже точно такие же истории про гномов, про ведьминых кошек, про королей с серыми глазами - про всё то, где заканчивается правление реальности и начинается бескомпромиссная власть воображения и иллюзий.
Это - сущее волшебство: этакий "привет" из детства, который я никогда больше не должна была услышать.
.
Знаете, впервые за очень долгое время мне не хочется, чтобы "сегодня" заканчивалось и наступало "завтра".
суббота, 22 ноября 2008
Мокрый и липкий, таящий налету, обклеивающий лицо и пропитывающий насквозь своей водянистой массой волосы. Снег. Как будто небо выпустило на волю несметные полчища мошек, крохотных, под управлением ветра набрасывающихся на землю, дома и людей, облепляющих их со всех сторон и впивающихся в них своими металлически холодными жальцами. В такое время даже и думать ни о чем не хочется, не заботиться, не беспокоиться. Просто сидеть вечером под холодным светом скрючившейся настольной лампы, рассматривая корешки книг, испещренные золотистыми изгибами букв, вальяжно раскинувшись на впившемся в пол кресле с гнутыми ручками.
Дни проходят мимо бессмысленно и беспощадно, как будто стрелки на часах идут гораздо быстрее, так, чтобы легко было всех обманывать, кабы кто не заметил, что ночь всё одна и та же, не заканчивающаяся. Иногда включают прожектор ледяного света и пытаются убедить, что это - солнце, хотя на самом деле вокруг непроглядная тьма, поглощающе чёрная и растворяющая в себе.
Обычно у меня в это время уже новогоднее настроение. Оно воцаряется с того момента, когда на улицах ставят каркасы ёлок, на витринах магазинов развешивают яркие фонарики, а на прилавках оказываются шарики и гирлянды всех размеров и расцветок, переливающиеся и всем своим видом говорящие о скором пришествии праздника, открытках и пышно запакованных подарках под раскидистой, в воображении пахнущей хвоей, искусственной ёлкой. Воцаряется, когда первая снежинка упадёт в ладони и растает. Но сейчас, когда в жизни больше всего не хватает праздника, блёсток и мишуры, я совсем его не жду. Не из-за предвосхищающей новогоднюю ночь суеты с подарками, и даже не из-за сессии.
Просто я точно знаю, как он пройдёт. Как мама целый вечер 30 и всё 31 декабря будет копошиться у плиты, попутно рассказывая всем и вся, сколько сил у неё это отнимает, чтобы ровно в 23:50 сесть за стол и наполнить бокалы. И сбивчиво (из-за дурацкой привычки отчима каждый новый год сбивать счёт) считать 12 ударов, чтобы сразу после них навалиться на неизменное "оливье" и курицу. А потом распотрошить подарки, немного посидеть и расползтись по своим кроватям, чтобы крепко уснуть с мыслью "вот и новый год!".
И что из этого оправдывает все ожидания? Бокал шампанского или ложка "оливье" и мандарин? Или заветная мысль перед сном?
Из-за этого неизменного распорядка, традиционности, в которой меняется только порядковый номер года на прилагающихся к подаркам открытках, становится противно. Гнусное чувство, что вопреки всем твоим надеждам, the future is NOT unwritten. Это касается не только встречи "ожидаемого и любимого праздника", а вообще всего - осточертевшая определенность в связи с ним острее ощущается.
.
Дни проходят мимо бессмысленно и беспощадно, как будто стрелки на часах идут гораздо быстрее, так, чтобы легко было всех обманывать, кабы кто не заметил, что ночь всё одна и та же, не заканчивающаяся. Иногда включают прожектор ледяного света и пытаются убедить, что это - солнце, хотя на самом деле вокруг непроглядная тьма, поглощающе чёрная и растворяющая в себе.
Обычно у меня в это время уже новогоднее настроение. Оно воцаряется с того момента, когда на улицах ставят каркасы ёлок, на витринах магазинов развешивают яркие фонарики, а на прилавках оказываются шарики и гирлянды всех размеров и расцветок, переливающиеся и всем своим видом говорящие о скором пришествии праздника, открытках и пышно запакованных подарках под раскидистой, в воображении пахнущей хвоей, искусственной ёлкой. Воцаряется, когда первая снежинка упадёт в ладони и растает. Но сейчас, когда в жизни больше всего не хватает праздника, блёсток и мишуры, я совсем его не жду. Не из-за предвосхищающей новогоднюю ночь суеты с подарками, и даже не из-за сессии.
Просто я точно знаю, как он пройдёт. Как мама целый вечер 30 и всё 31 декабря будет копошиться у плиты, попутно рассказывая всем и вся, сколько сил у неё это отнимает, чтобы ровно в 23:50 сесть за стол и наполнить бокалы. И сбивчиво (из-за дурацкой привычки отчима каждый новый год сбивать счёт) считать 12 ударов, чтобы сразу после них навалиться на неизменное "оливье" и курицу. А потом распотрошить подарки, немного посидеть и расползтись по своим кроватям, чтобы крепко уснуть с мыслью "вот и новый год!".
И что из этого оправдывает все ожидания? Бокал шампанского или ложка "оливье" и мандарин? Или заветная мысль перед сном?
Из-за этого неизменного распорядка, традиционности, в которой меняется только порядковый номер года на прилагающихся к подаркам открытках, становится противно. Гнусное чувство, что вопреки всем твоим надеждам, the future is NOT unwritten. Это касается не только встречи "ожидаемого и любимого праздника", а вообще всего - осточертевшая определенность в связи с ним острее ощущается.
.
понедельник, 10 ноября 2008
Сквозь толщу мутного осеннего воздуха проглядывает зима, смотрит и озирается вокруг, словно бы примеряется, в какую проплешину в обороне нанести удар ордами стуж и морозов, рассчитывает, где не успели укрепить крепостные стены и нахлобучить шлемы на головы защитников. Пока ещё солнце светит по раннему утру, редкими лучами пробирается через нависшие тяжёлые облака, исцарапанные шпилями домов, и украдкой заливает призрачным холодным светом узенькие улочки, отражается во вчерашних лужах, как в зеркалах, и растворяет тьму безлюдных переулков. Скоро-скоро, солнце будет казать из-за облаков неуверенно и редко, будто бы опасаясь за собственное здоровье, и бросать украдкой стрелу света, зябкого и как от флуоресцентных ламп, которые будто бы не им наполнены, а разжиженным морозом, смешанным с пронзительной яркостью чистого снега.
Перепутались без него день и ночь, сумерки и предрассветная дымка.
Всё застыло в ожидании, когда, наконец, холодное дыхание бесконечно долгой зимы ощутят на себе истерзанные ветки деревьев, застывшие, зовущие на помощь во все концы земного шара, когда пронизывающий ветер бездушно обдаст их своим повелительным ледяным ударом, предвестником снегов. Всё торопится укрыться от бесцеремонно подступающего холода, опоясывающего со всех сторон, заключающего в свои металлические объятья, обжигающего и раздирающего в кровь глотку, ударяющего по губам, которые жадно загребают ледяной воздух.
Совсем уже скоро стальными прутьями снег будет бить в закрытые окна, а хрипящие ветер будет нашёптывать неспокойные злобные колыбельные. В крепости, возведённой против стужи и алюминьевого снега, ничего не страшно. Пока всё тихо и только ночью в комнату забирается далёкий ледяной свет фонаря, маяка зимы, пауком прокрадывается по потолку по своей серебряной паутине в комнату и устраивается в уголке, наблюдая за спокойным сном. Сидит на стыке стен и хитро улыбается своей беззубой ледяной пастью и тысячью глаз вглядывается в беспробудную темноту комнаты, будто бы что видит.
Boomp3.com
Перепутались без него день и ночь, сумерки и предрассветная дымка.
Всё застыло в ожидании, когда, наконец, холодное дыхание бесконечно долгой зимы ощутят на себе истерзанные ветки деревьев, застывшие, зовущие на помощь во все концы земного шара, когда пронизывающий ветер бездушно обдаст их своим повелительным ледяным ударом, предвестником снегов. Всё торопится укрыться от бесцеремонно подступающего холода, опоясывающего со всех сторон, заключающего в свои металлические объятья, обжигающего и раздирающего в кровь глотку, ударяющего по губам, которые жадно загребают ледяной воздух.
Совсем уже скоро стальными прутьями снег будет бить в закрытые окна, а хрипящие ветер будет нашёптывать неспокойные злобные колыбельные. В крепости, возведённой против стужи и алюминьевого снега, ничего не страшно. Пока всё тихо и только ночью в комнату забирается далёкий ледяной свет фонаря, маяка зимы, пауком прокрадывается по потолку по своей серебряной паутине в комнату и устраивается в уголке, наблюдая за спокойным сном. Сидит на стыке стен и хитро улыбается своей беззубой ледяной пастью и тысячью глаз вглядывается в беспробудную темноту комнаты, будто бы что видит.
Boomp3.com
воскресенье, 02 ноября 2008
Песня Candy Says, написанная Лу Ридом и вошедшая в The Velvet Underground 1969 года выпуска, была посвящена Кэнди Дарлинг, очередной протеже Энди Уорхола, засветившейся в нескольких его фильмах (например, Women in Revolt 1971 года). Помимо Candy Says Лу посвятил ей Walk On The Wild Side с альбома Transformer 1972. А, чуть не забыла: Кэнди на самом деле мужик.
photo
.
пятница, 31 октября 2008
Перекапывала компьютер (надо же уже от чего-то избавляться, а то 70 гб уничтоженной за месяц памяти как-то наводят на мысль об отсутствии необходимости занятости каждого гб), нашла в запасниках фотографии своей овчарки. Его зовут Ирис Мангус (странная фамилия, хотя надо сказать спасибо, что не Лакурлопус какой), 15 февраля следующего года ему стукнет целых 4 года и придётся очередной раз предпринять попытку найти ему какую-нибудь "невесту".
Вообще говоря, появился он у нас случайно. Как гласит семейная легенда, мама в один жаркий летний день за неделю до своего дня рождения загорелась идеей ознакомиться с рынком собачьего предложения и снарядила экспедицию из себя и отчима на "Птичий Рынок". Очутившись там, мама как-то ненароком вспомнила, что её хороший приятель работает директором данного, нашла его номер в записной книжке телефона и вот уже через несколько минут он оказался рядом с ними. На просьбу помочь выбрать собаку он "в шутку" сказал, что сам маме её подарит. Собственно, это так и было бы шуткой, если бы через день на пороге квартиры не оказался курьер с сумкой-переноской, в уголок которой забился маленький испуганный комочек с шерстью исчерна-коричневого цвета с такими же тёмными бездонными глазищами.
Так вот и приехал. Почти что сам.
С ним много всяких забот: даже в первый день своего знакомства с нами он умудрился простудиться в машине, когда его везли, и ещё с неделю ходить и кашлять. Он однажды скушал мои гомеопатические таблетки, около 30 штук, но "волнительная мамочка" вовремя схватила его за хвост и оттащила к ветеринару (мораль истории такова: российские гомеопатические таблетки - спрессованная смесь муки и стирального порошка). К тому же, в его присутствии невозможно есть: он садится напротив, и смотрит такими скорбящими за все беды мира глазами, что, когда даешь ему кусочек какого-нибудь продукта со стола, на душе становится теплее, как-будто помог целому африканскому поселению. Вообще, от него действительно становится теплее: он приносит море положительных эмоций. Просто одним своим видом, или тем, как он встает на задние лапки, стараясь что-то выманить, или когда встречает на пороге дома и виляет хвостом из стороны в сторону. А особенно, когда просто ложится рядом комочком.
Говорят, что у кошек развито логическое мышление, а собаки понимают человеческую речь. Это так и есть, потому что в данный момент мой Бандит на меня обижен за то, что я назвала его каким-то нехорошим словом.
овчарка моя
Вообще говоря, появился он у нас случайно. Как гласит семейная легенда, мама в один жаркий летний день за неделю до своего дня рождения загорелась идеей ознакомиться с рынком собачьего предложения и снарядила экспедицию из себя и отчима на "Птичий Рынок". Очутившись там, мама как-то ненароком вспомнила, что её хороший приятель работает директором данного, нашла его номер в записной книжке телефона и вот уже через несколько минут он оказался рядом с ними. На просьбу помочь выбрать собаку он "в шутку" сказал, что сам маме её подарит. Собственно, это так и было бы шуткой, если бы через день на пороге квартиры не оказался курьер с сумкой-переноской, в уголок которой забился маленький испуганный комочек с шерстью исчерна-коричневого цвета с такими же тёмными бездонными глазищами.
Так вот и приехал. Почти что сам.
С ним много всяких забот: даже в первый день своего знакомства с нами он умудрился простудиться в машине, когда его везли, и ещё с неделю ходить и кашлять. Он однажды скушал мои гомеопатические таблетки, около 30 штук, но "волнительная мамочка" вовремя схватила его за хвост и оттащила к ветеринару (мораль истории такова: российские гомеопатические таблетки - спрессованная смесь муки и стирального порошка). К тому же, в его присутствии невозможно есть: он садится напротив, и смотрит такими скорбящими за все беды мира глазами, что, когда даешь ему кусочек какого-нибудь продукта со стола, на душе становится теплее, как-будто помог целому африканскому поселению. Вообще, от него действительно становится теплее: он приносит море положительных эмоций. Просто одним своим видом, или тем, как он встает на задние лапки, стараясь что-то выманить, или когда встречает на пороге дома и виляет хвостом из стороны в сторону. А особенно, когда просто ложится рядом комочком.
Говорят, что у кошек развито логическое мышление, а собаки понимают человеческую речь. Это так и есть, потому что в данный момент мой Бандит на меня обижен за то, что я назвала его каким-то нехорошим словом.
овчарка моя
воскресенье, 19 октября 2008
Середина октября, золотая осень умчалась, нежно поцеловав на прощание лучами тёплого осеннего солнца, уступив свои права Осени Седой и Угрюмой, заменившей их своими металлическими дождями. Теперь каждое утро будет промозглым и сырым, небо будет совсем тёмным, хотя ровно месяц назад в это же время оно было окрашено в краски утренней зари. Листья не будут приветственно хрустеть под ногами и разлетаться в разные стороны, а лишь прилипать друг к другу, склеиваясь и превращаясь в одну затхлую массу. И ночь будет окутывать землю ещё раньше, беспрепятственно вступая в свои права, ожидая скорого и вовсе безраздельного зимнего властвования.
Скоро придётся натягивать шапки, тёплые свитера, кутаться в шарфы и прятаться от порывов ветра за цветными зонтиками, которые растворяются в окружающей серости, оборачивающей все попытки поставить какую-нибудь цветную кляксу на своём ровном полотне в пыль. Всё варится в одном котле на медленном холодном негреющем огне.
Так и внутри всё сваливается в одну огромную кучу, все эмоции, мысли, какие-то чувства, желания, ощущения и всё то, что присуще жизни, делает её разносторонней и многогранной. Всё безрадостно, но не пессимистично. Всё темно, но не беспросветно. Наверное, в этом томительном ожидании есть какое-то грустное очарование - но ни в коем случае не безвыходная меланхолия. Даже в чем-то сером всегда будут краски - пусть это будет даже и оттенок всё того же серого, но только другой.
Моё любимое. Мне вообще нравятся Pink Floyd периода The Piper At The Gates Of Dawn, до всех тех известных вещей 70-ых. Когда они ещё были совершенно андерграундной группой, которая действительно меняла музыкальный ландшафт и вносила в музыку абсолютно свежие идеи. Когда они уходили в получасовое музыкальное безумство Interstellar Overdrive, больше походящее на галлюцинацию, сопровождавшееся невообразимыми световыми представлениями, всяческими шумами и вообще тем, что раньше в качестве музыкальных эффектов никому не приходило в голову использовать. Не говоря уже о том, кто был лидером коллектива в тот момент.
Скоро придётся натягивать шапки, тёплые свитера, кутаться в шарфы и прятаться от порывов ветра за цветными зонтиками, которые растворяются в окружающей серости, оборачивающей все попытки поставить какую-нибудь цветную кляксу на своём ровном полотне в пыль. Всё варится в одном котле на медленном холодном негреющем огне.
Так и внутри всё сваливается в одну огромную кучу, все эмоции, мысли, какие-то чувства, желания, ощущения и всё то, что присуще жизни, делает её разносторонней и многогранной. Всё безрадостно, но не пессимистично. Всё темно, но не беспросветно. Наверное, в этом томительном ожидании есть какое-то грустное очарование - но ни в коем случае не безвыходная меланхолия. Даже в чем-то сером всегда будут краски - пусть это будет даже и оттенок всё того же серого, но только другой.
Моё любимое. Мне вообще нравятся Pink Floyd периода The Piper At The Gates Of Dawn, до всех тех известных вещей 70-ых. Когда они ещё были совершенно андерграундной группой, которая действительно меняла музыкальный ландшафт и вносила в музыку абсолютно свежие идеи. Когда они уходили в получасовое музыкальное безумство Interstellar Overdrive, больше походящее на галлюцинацию, сопровождавшееся невообразимыми световыми представлениями, всяческими шумами и вообще тем, что раньше в качестве музыкальных эффектов никому не приходило в голову использовать. Не говоря уже о том, кто был лидером коллектива в тот момент.
суббота, 11 октября 2008
Pete. Keith. Paul.
11/10/2008 Moscow
11/10/2008 Moscow
click
понедельник, 06 октября 2008
в московском метро водятся привидения.
дело в том, что на нашей ветке какое-то-время-назад пустили поезда нового типа: некогда свеженькие и чистые, с не самыми удобными сиденьями, и два соседних вагона объединены друг с другом, так что превращаются в один длинный вагон, который вмещает от силы на десяток людей больше. мне нравиться садиться на сиденья "для троих" в самом конце вагона и смотреть в соседний. так что происходящее отражается в стекла и накладывается друг на друга. в этом есть что-то таинственное.
вот сидит мужчина лет 50, в очках-половинках и читает толстую книжку, расположив свой кейс на коленях, и словно бы в нем, лёгкая тень, сидит молодой человек, уставившийся в свой мобильный телефон. или сидит старушка, а рядом отражается девушка, так же неоднозначно смотрящая перед собой, а на фигуре хромого старика видится молодой человек со скейтбордом под мышкой. и никогда не знаешь наверняка, в какой из этих вагонов вошли люди с огромными сумками и из какого вышли несколько вечно спешащих офисных работников. духи растворяются постепенно и как-то незаметно, и ты уже смотришь только на одну себя, едущую в соседнем вагоне.
Boomp3.com
_
дело в том, что на нашей ветке какое-то-время-назад пустили поезда нового типа: некогда свеженькие и чистые, с не самыми удобными сиденьями, и два соседних вагона объединены друг с другом, так что превращаются в один длинный вагон, который вмещает от силы на десяток людей больше. мне нравиться садиться на сиденья "для троих" в самом конце вагона и смотреть в соседний. так что происходящее отражается в стекла и накладывается друг на друга. в этом есть что-то таинственное.
вот сидит мужчина лет 50, в очках-половинках и читает толстую книжку, расположив свой кейс на коленях, и словно бы в нем, лёгкая тень, сидит молодой человек, уставившийся в свой мобильный телефон. или сидит старушка, а рядом отражается девушка, так же неоднозначно смотрящая перед собой, а на фигуре хромого старика видится молодой человек со скейтбордом под мышкой. и никогда не знаешь наверняка, в какой из этих вагонов вошли люди с огромными сумками и из какого вышли несколько вечно спешащих офисных работников. духи растворяются постепенно и как-то незаметно, и ты уже смотришь только на одну себя, едущую в соседнем вагоне.
Boomp3.com
_
воскресенье, 05 октября 2008
детишки играют в войну.
вторник, 16 сентября 2008
что вы сейчас слушаете? в последнее время? кто произвел на вас наибольшее впечатление, или, предположим, стал неожиданным музыкальным открытием? или какая-то особенная песня?
пара слов об учебе и "новой жизни"
читать дальше
пара слов о политике и темах, которые уже развернули со всех сторон, кроме самой объективной
читать дальше
Boomp3.com
изумительная вещь
читать дальше
пара слов о политике и темах, которые уже развернули со всех сторон, кроме самой объективной
читать дальше
Boomp3.com
изумительная вещь
воскресенье, 14 сентября 2008
вот тебе и осень. холодно, зябко. ветер нагло играет с зонтиками, которые почти не спасают от дождя, хитро выворачивает их и пытается вырвать из рук. облака быстро плывут, царапаясь о шпили московских высоток, и нависают над городом как тяжелый серый балдахин из дорогого бархата, потрепанного временем.
я вообще-то очень люблю осень. люблю бледные краски, прощание с бесследно уходящим летом, трепетание последних листочков на холодном ветру и предвкушение холодной беспощадной зимы. когда цвет сливается в одну общую массу, но иногда выскакивающее из-за туч солнце (2:20) ласково, по-матерински пригревает землю, наблюдая, как ветер ворошит листья на земле. а потом его обволакивают и уводят восвояси тучи.
осень приходит незаметно, не вырывается, как из коробки Пандоры, темным вихрем. она подкрадывается, тихо ступая, позолачивая лист за листом, травинку за травинкой, и аккуратно, без лишней наглости преображает пейзаж на свой вкус и манер. в ней все же всегда есть что-то таинственное и мистическое, непонятное и спрятанное от пристального взора обывателя. и даже что-то музыкальное.
и вот, когда я слушаю эту песню и смотрю на картину за окном, у меня появляется непередаваемое ощущение величия всего происходящего, логики этого действия и его неоспоримой красоты (хотя она, конечно, совсем не о том).
Boomp3.com
я вообще-то очень люблю осень. люблю бледные краски, прощание с бесследно уходящим летом, трепетание последних листочков на холодном ветру и предвкушение холодной беспощадной зимы. когда цвет сливается в одну общую массу, но иногда выскакивающее из-за туч солнце (2:20) ласково, по-матерински пригревает землю, наблюдая, как ветер ворошит листья на земле. а потом его обволакивают и уводят восвояси тучи.
осень приходит незаметно, не вырывается, как из коробки Пандоры, темным вихрем. она подкрадывается, тихо ступая, позолачивая лист за листом, травинку за травинкой, и аккуратно, без лишней наглости преображает пейзаж на свой вкус и манер. в ней все же всегда есть что-то таинственное и мистическое, непонятное и спрятанное от пристального взора обывателя. и даже что-то музыкальное.
и вот, когда я слушаю эту песню и смотрю на картину за окном, у меня появляется непередаваемое ощущение величия всего происходящего, логики этого действия и его неоспоримой красоты (хотя она, конечно, совсем не о том).
Boomp3.com
суббота, 06 сентября 2008
иной раз мечтается. что я достану из шкафа чемодан в цветочек, небольшой совсем, ведь иного и не надо, улыбнусь отражению в зеркале на прощание и уйду. просто хлопну за собой дверь, вздохну манерно и немного загадочно улыбнусь. и поеду, куда глаза глядят: на автобусе, почти незаполненном людьми, одиноко ждущего меня на полупустой стоянке на фоне заходящего солнца. отправлюсь куда-то на Запад, все путешествие глядя на незнакомые пейзажи, радостно встречая и так же радостно, без малейшей грусти провожая их. а потом, выйдя ненадолго из автобуса, отправлюсь к телефонному автомату, и, звеня монетками, в нетерпении буду ждать, пока голос на том конце провода скажет свое сонное "алло". а рассвет встречу уже совсем далеко от дома, сидя в неудобном автобусном кресле, наблюдая, как утреннее небо окрашивается в яркие, сочные рассветные цвета, просто радуясь тому, что наступил новый день. ведь каждый божий день все будет совсем по-разному: другие люди, другие города. но они не чужие, что главное, просто совсем другие, такие, чтобы можно было им удивляться.
вообще странно понимать, что этого не случится. потому что я не смогу просто так взять и уйти, сжечь мосты и отправиться на встречу с настоящим - есть ещё прошлое, которое держит, крепко вцепившись и иногда очень больно сжимая. оно не отпускает, не дает продохнуть и с неприятной пунктуальностью напоминает о себе. иногда оно и вовсе нарушает границы и вламывается в день сегодняшний: иногда деликатно и приятно, но в основном - нагло и без стука. хотя бы даже в невольном сравнении "что было до, что было после": в том, как люди меняются, каким они были в дне вчерашнем и какими оказались в дне сегодняшнем. ведь не воспринимается же человек только таким, каким ты видишь его сейчас, за ним ещё тянется шлейф им совершенного и сказанного.
а ведь неплохо взять и враз на все, что было, закрыть глаза. тогда и чемодан с цветочным рисунком, и автобус. вот только ничего не забывается: ещё не стерты границы. границы дозволенного и между государствами, например. нельзя просто хлопнуть дверью и отправиться, куда ноги ведут и сердце гонит: обязательно потребуют удостоверение личности, и никакие отговорки не сработают. не получится быть "таинственной леди" или "неизвестным сэром". все слишком серьезно, и слишком часто слышно это слово.
вообще странно понимать, что этого не случится. потому что я не смогу просто так взять и уйти, сжечь мосты и отправиться на встречу с настоящим - есть ещё прошлое, которое держит, крепко вцепившись и иногда очень больно сжимая. оно не отпускает, не дает продохнуть и с неприятной пунктуальностью напоминает о себе. иногда оно и вовсе нарушает границы и вламывается в день сегодняшний: иногда деликатно и приятно, но в основном - нагло и без стука. хотя бы даже в невольном сравнении "что было до, что было после": в том, как люди меняются, каким они были в дне вчерашнем и какими оказались в дне сегодняшнем. ведь не воспринимается же человек только таким, каким ты видишь его сейчас, за ним ещё тянется шлейф им совершенного и сказанного.
а ведь неплохо взять и враз на все, что было, закрыть глаза. тогда и чемодан с цветочным рисунком, и автобус. вот только ничего не забывается: ещё не стерты границы. границы дозволенного и между государствами, например. нельзя просто хлопнуть дверью и отправиться, куда ноги ведут и сердце гонит: обязательно потребуют удостоверение личности, и никакие отговорки не сработают. не получится быть "таинственной леди" или "неизвестным сэром". все слишком серьезно, и слишком часто слышно это слово.
суббота, 30 августа 2008
просидела на даче битое количество времени, беспрестанно распространяясь о "зоне", заправски говоря с хрипотцой, изображая из себя некое подобие сутенера Джека из джармушевского "Вне Закона". я не прочитала ни одной книжки, предпочтя этому безмозглое перелистывание стопки старых журналов. ясное дело, бесконечно далеких от претензии на минимальную содержательность. фотографировала. себя, окружающих, корову и церковь, даже по такому случаю забрела на местное кладбище, которое совсем не может похвастаться чем-то достойным внимания: гранитные надгробия, покосившиеся деревянные кресты и проржавевшие ограды.
вот такой "волшебный" конец лета, которое растворяется в небытие, оставив после себя минимальные впечатления. и почти уже осень. затянутое как-будто распыленными облаками небо, не пышными и взбитыми, как сахарная вата, летними, сквозь которые торчат кусочки небесной лазури, а слившимися во едино, в одну бледно-серую пелену осенними. все дышит осенью. воздух пропитан сыростью. с некоторых деревьев уже начали падать листья, оголяя неповторимы узор ветвей. холодные сквозняки гуляют по комнатам, залитым светом замотанного в дымку бледного солнца.
к старому разговору о переходах и границах такое время как нельзя кстати: в жизни все меняется так же скоро, как небо затягивает хмурыми тучами. прощаешься с прошедшим так же быстро, как листья падают с деревьев. и это "было" становится таким же ковром под ногами, опытом произошедшего, неизменно напоминающим о себе, как опавшие листья на земле, шумно хрустящие под ногами.
десять предыдущих лет был совсем другой распорядок. дня и мыслей, действий и приоритетов. эта осень будет совсем другой, не похожей на десять своих предшественниц. уже хотя бы потому, что к зданию школы подойдешь не с восторгом, не с ужасом, не со страхом, не с радостью. а с ностальгией. когда пройдешь мимо и подумаешь о том, что было в ровно такой же осенний день лет так пять назад. кто там был, что он сказал и как ты на это ответил. как волновался, что не сделал домашнее задание и усмехнешься над своей робостью, когда в 3 классе придумывал, как бы сказать о двойке родителям. уже будешь в стороне, просто наблюдателем, который проделал этот путь от А до Я. и все-таки будешь немного скучать.
вот такой "волшебный" конец лета, которое растворяется в небытие, оставив после себя минимальные впечатления. и почти уже осень. затянутое как-будто распыленными облаками небо, не пышными и взбитыми, как сахарная вата, летними, сквозь которые торчат кусочки небесной лазури, а слившимися во едино, в одну бледно-серую пелену осенними. все дышит осенью. воздух пропитан сыростью. с некоторых деревьев уже начали падать листья, оголяя неповторимы узор ветвей. холодные сквозняки гуляют по комнатам, залитым светом замотанного в дымку бледного солнца.
к старому разговору о переходах и границах такое время как нельзя кстати: в жизни все меняется так же скоро, как небо затягивает хмурыми тучами. прощаешься с прошедшим так же быстро, как листья падают с деревьев. и это "было" становится таким же ковром под ногами, опытом произошедшего, неизменно напоминающим о себе, как опавшие листья на земле, шумно хрустящие под ногами.
десять предыдущих лет был совсем другой распорядок. дня и мыслей, действий и приоритетов. эта осень будет совсем другой, не похожей на десять своих предшественниц. уже хотя бы потому, что к зданию школы подойдешь не с восторгом, не с ужасом, не со страхом, не с радостью. а с ностальгией. когда пройдешь мимо и подумаешь о том, что было в ровно такой же осенний день лет так пять назад. кто там был, что он сказал и как ты на это ответил. как волновался, что не сделал домашнее задание и усмехнешься над своей робостью, когда в 3 классе придумывал, как бы сказать о двойке родителям. уже будешь в стороне, просто наблюдателем, который проделал этот путь от А до Я. и все-таки будешь немного скучать.